Песнь о Нибелунгах характеристика образа Хагена

Песнь о Нибелунгах – её жанр, происхождение, мотивы

на нашем сайте есть также статья «Песнь о Нибелунгах – краткое содержание»

В эпоху самого высшего развития придворной поэзии получила свой нынешний вид старая народная немецкая эпопея – Песнь о погибели Нибелунгов. Это было, по мнению Лахмана, около 1210 года.

Она была тогда переработана сообразно современным понятиям, но все‑таки сохранила характер, резко противоположный рыцарским поэмам.

Они хороши по нежности чувства и красоте формы, но ничтожны по содержанию; в Песни о Нибелунгах содержание величественно, характеры обрисованы яркими чертами, но она утомляет монотонностью и сухостью языка, неловкостью стиха, бедностью рифм, неуклюжестью формы.

В рыцарских поэмах художественность рассказа придает интерес пустым выдумкам; в Песни о Нибелунгах величественное содержание и героические образы возбуждают наше сочувствие без помощи художественной формы. В рыцарской поэме мы следим за приключениями одного героя, завлекательными по своей дивности.

В Нибелунгах мы видим группы людей, действующих не по эротическим мотивам, а по закону необходимости; эти люди не бросаются в опасность по прихоти, и сражаются не с фантастическими чудовищами, а влекутся силою рока к трагической погибели. Песнь о Нибелунгах отличается от романтических эпопей и тем, что в ней нет субъективности; она объективна, как древний эпос.

Песнь о Нибелунгах. Рукопись ок. 1220-1250

Теперь думают, что нынешняя редакция Песни о Нибелунгах принадлежит миннезингеру Кюренбергеру; что материалами для него служили отчасти народное предание, отчасти рассказ мейстера Конрада Тассауского, пересказывающий на латинском языке предание о погибели бургундской династии; что, перелагая эти материалы в строфы, форма которых изобретена им самим, он дозволял себе довольно свободно переделывать их.

Вопрос об авторстве Песни о Нибелунгах

Мнения ученых относительно происхождения Песни о Нибелунгах разнятся не меньше, чем мнения о происхождении «Илиады» и «Одиссеи».

Исследователь Лахман, под влиянием понятий Фридриха Августа Вольфа о поэмах, приписываемых Гомеру, доказывал, что Песнь о Нибелунгах составлена из соединения отдельных песен. Он различал в ней двадцать песен; говорил, что составители поэмы связывали эти песни переходными строфами, прибавляли некоторые собственные вставки.

Песнь о Нибелунгах дошла до нас в нескольких редакциях; Лахман, соответственно своему понятию о её происхождении, считал самой старой из этих редакций самую краткую, ту, которую представляет Гоэнемсский список, Hohenemser Handschrift, находящийся теперь в Мюнхене и обозначаемый в критических исследованиях литерой A.

Две другие редакции – Санкт‑Галленский список или список B и Ласбергский список C – он считал позднейшими переработками Гоэнемсской редакции, а те строфы их, которых нет в Гоэнемсской рукописи, прибавками переделывателей.

После того, германисты-исследователи Песни о Нибелунгах разделились на две партии: одни остались по сущности дела на стороне Лахмана, хоть в частностях отступают от его мнений; в особенности находят они, что он слишком смело решает частные вопросы о разграничении отдельных песен, о том, какие строфы должно признать входившими в состав той или другой песни; но за всеми частными несогласиями с Лахманом, они, подобно ему, думают, что Песнь о Нибелунгах сложена из отдельных частей, что составители её были люди, не имевшие поэтического творчества, и только делали своды песен, не изменяя их содержания.

Другие исследователи, во главе которых стоит Гольцман, полагают, что Песнь о Нибелунгах была произведением поэта, пользовавшегося народными поэмами и рассказами, но переделавшего их по‑своему, – так что в ней многое принадлежит личному его творчеству; что потом другие поэты переделывали его поэму и пополняли ее, что в особенности сильно были переделываемы по современному вкусу язык поэмы и размер стиха. По мнению Гольцмана, наиболее старая из дошедших до нас редакций Песни о Нибелунгах – Ласбергский список C, а мюнхенский A, лишь сокращение ласбергской редакций. Еще дальше пошел Пфейфер. Основываясь на том, что в XII веке каждый поэт слагал песни и поэмы строфами собственного изобретения, не употреблял чужих форм строфы, Пфейфер приписывает последнюю редакцию поэмы о Нибелунгах Кюренбергеру, австрийскому поэту, – полагает, что он написал ее около 1190 года, по народным преданиям и песням и отчасти по латинскому рассказу, что самому Кюренбергеру принадлежит порядок, в котором распределены части, что он придал кратким рассказам песен эпическую полноту, мотивировал события психологическими подробностями, дал характерам индивидуальные черты, – словом, вся художественная обработка материала принадлежит, по мнению Пфейфера, Кюренбергеру, он автор поэмы, переработавший народные песни своим свободным творчеством. Результаты своего исследования Пфейфер передает так: «Строфа Песни о Нибелунгах не продукт творчества народного духа, не национальная собственность, а художественное создание отдельного лица. Изобретатель строфы был автором поэмы. Это Кюренбергер, имевший главным своим источником латинскую книгу. Он был первым придворным поэтом рыцарского сословия; он был и создателем национального эпоса, величайшим из немецких эпических поэтов. Его труд – первый прекрасный результат участия рыцарского сословия в поэтической деятельности. От него немецкая эпическая поэзия получила навсегда форму и содержание, направление и цель». Барч признал это мнение справедливым; он отступает от Пфейфера только тем, что предполагает несколько переработок Песни о Нибелунгах в продолжение XII века: требования относительно связности и изящества формы повысились; в удовлетворение им, ассонансы первой редакции постепенно были заменяемы правильными рифмами, простые двустишия строфами.

Мифологические и исторические элементы в Песни о Нибелунгах

Итак, положение вопроса о происхождении Песни о Нибелунгах таково: старое сказание, передаваясь от поколения поколению народными песнями, подвергалось в течение столетий переменам соответственно изменениям быта и понятий народа.

Мифические образы немецкой языческой религии постепенно утрачивали свой божественный характер, превращались в героев, людей; остатки прежней божественности еще проглядывают в чертах этих людей; мифологический смысл рассказа мало-помалу заменялся в Песни о Нибелунгах историческим и нравственным; действующие лица времени переселения народов были подстановлены под имена светлого божества Зигфрида, валькирии Брюнхильды, демонов мрака Гёдера и Хёгни (Хагена), и основным мотивом их действий стала коренная идея рыцарства, верность вассала своему господину, верность рыцаря своему слову. В IX и X веках, когда набеги венгров, достигавших Рейна, возбудили воспоминания о гуннах Аттилы, старые бургундские и готские предания были по изустным рассказам переданы на латинском языке. Нет никакой причины подвергать сомнению достоверность сообщаемого в «Плаче» известия, что латинская редакция преданий о Нибелунгах была составлена по поручению Пильгрима, епископа пассауского, хотя родство его с бургундской династией – анахронизм, каких много в соображениях средневековых писателей, комбинировавших имена без всякой критики своих поверхностных догадок. Когда была составлена эта латинская редакция, в народном преданий уж были соединены те два цикла сказаний, которые образуют содержание Песни о Нибелунгах, и народному сознанию вероятно уж были чужды многие элементы языческой мифологии, породившей первоначальный рассказ; они были забыты в Германии тем легче, что принадлежали к числу тех языческих представлений, которые у немцев были развиты менее, чем у скандинавов. Рассказ о том, как Зигфрид стал неуязвимым; («получил роговую кожу») и приобрел мантию‑невидимку, имеет мифологический характер; таков же характер рассказа о губительной силе сокровища Нибелунгов, забываемого в средине поэмы и вновь припоминаемого без надобности в конце её, как мотив мщения, и без того достаточно мотивированный; характер Брюнхильды тоже мифологический. Эти остатки языческих представлений заставляют предполагать, что первоначальный рассказ имел мифологическое значение; но в чем состоял он, мы уж не могли бы понять по содержанию Песни о Нибелунгах; он разъясняется для нас только песнями Эдды.

По народным преданиям и латинской редакции их, какой‑то поэт, быть может, Кюренбергер, в конце XII века создал нынешнюю Песнь о Нибелунгах. Его работа состояла в том, что он выбрал из массы материалов рассказы, пригодные для соединения в цельную поэму, и переработал их в духе рыцарства и придворного быта.

Героям старых преданий, совершенно чуждым рыцарства, он дал понятия и речи рыцарей своего временя; таким образом, существенный характер этих героев стал несообразен их словам и обстановке действия. Песни о Нибелунгах описывает нравы, господствовавшие в дворцах королей и замках вельмож XII века.

Рюдегер, маркграф бехларенский, сделан представителем возвышенных рыцарских качеств, верности вассала денному господину, гостеприимства, любезности.

Песнь о Нибелунгах несколько раз переделывалась – вероятно, между 1170 и 1200 годами.

По мнению Барча, ближе всех к первоначальной редакции Санкт‑Галленский список, обозначаемый буквою B; мюнхенский (A) – сокращение, сделанное небрежно, а Ласбергский список (C), соединяющей Песнь о Нибелунгах с «Плачем», принадлежащим другому автору, представляет много прибавлений, которые имеют целью сделать главным мотивом действий Кримхильды – верность её Зигфриду, уменьшить этим её вину и увеличить вину Хагена.

Песни о Нибелунгах (в прозаическом пересказе)

Кримхильда и её вещий сон

Зигфрид

Как Зигфрид приехал в Вормс

Как Зигфрид бился с саксами

Как Зигфрид впервые увидел Кримхильду

Как Гунтер поехал в Исландию за Брюнхильдой

Как Гунтер добыл Брюнхильду

Как Зигфрид ездил за своими Нибелунгами

Как Зигфрид был послан в Вормс

Как Брюнхильду приняли в Вормсе

Как Зигфрид с женой вернулся на родину

Как Гунтер позвал Зигфрида на пир

Как Зигфрид с женой приехали на пир

Как Брюнхильда и Кримхильда поссорились

Как Зигфрид был предан

Как Зигфрид был убит

Как Зигфрид был оплакан и погребён

Как Зигмунд вернулся домой

Как клад Нибелунгов был перевезён в Вормс

Как Этцель послал сватов к Кримхильде

Как Кримхильда ехала к гуннам

Как Кримхильда обвенчалась с Этцелем

Как Кримхильда добилась, чтобы её братьев пригласили на пир

Как Вербель и Свеммель правили посольство

Как бургунды ехали к гуннам

Как Данкварт убил Гельфрата

Как бургунды-Нибелунги приехали в Бехларен

Как бургунды приехали к гуннам

Как Кримхильда препиралась с Хагеном, а он не встал перед нею

Как Хаген и Фолькер стояли на страже

Как бургунды ходили в собор

Как Данкварт убил Бледеля

Как бургунды бились с гуннами

Как бургунды выбрасывали убитых из зала

Как был убит Иринг

Как Кримхильда приказала поджечь зал

Как был убит Рюдегер

Как были перебиты дружинники Дитриха

Как бился Дитрих с Гунтером и Хагеном

Источник: http://rushist.com/index.php/mifologiya/1770-pesn-o-nibelungakh

Хаген в «Песне о Нибелунгах»

В «Песне о Нибелунгах» Хаген – один из тех героев, кто сохранил эддическое начало. Совсем не случайно именно он рассказывает Гунтеру о давних мифических подвигах Зигфрида, которого только он один и узнает в приехавшем к королю витязе. Он знающ и мудр, ему ведомо прошлое.

Он – несколько больше, чем просто вассал короля – не раз в «песне» Гунтер причисляет его к своим друзьям, прислушивается к его советам, позволяет себя убедить.

В IV авентюре Зигфрид доверяет Хагену командование войсками, отдает ему под охрану пленённого Людегаста; в той же главе появляется сравнение могучего, мудрого, преданного воина Хагена и практически идеального Зигфрида:

Хоть мощный Хаген, Данкварт и прочие бойцы

Себя на поле боя вели, как храбрецы,

Все их труды – забава, пустая трата сил

В сравнении с деяньями, что Зигфрид совершил. «Песня о Нибелунгах», http://lib.aldebaran.ru/, IV авентюра.

Зигфрид – воин из сказки, победитель дракона, некий «абсолютный идеал», напоминающий окружающим его героям об их собственном несовершенстве. Даже в авентюрах, рассказывающих о сватовстве Гунтера проскальзывает сравнение Зигфрида со сверхъестественным, поскольку именно он победил Брюнхильду в состязаниях.

Безмерной силой дева была наделена.

Внести метальный камень велела в круг она,

А этот тяжкий камень размером был таков,

Что подняли его с трудом двенадцать смельчаков.

Вслед за копьем метала она его всегда.

Почуяли бургунды, что им грозит беда.

«Вот горе! – молвил Хаген. – Король влюбился зря:

В мужья ей нужно дьявола, а не богатыря». «Песня о Нибелунгах», http://lib.aldebaran.ru/, VII авентюра.

Хаген, как один из самых мудрых людей королевства сознает совершенство Зигфрида, и не в состоянии простить ему столь явного превосходства. Именно эта причина явилась основной для совершения Хагеном убийства, ссора королев – не повод, а лишь внешняя маска.

Инициатива убийства исходит непосредственно от Хагена, именно он уговаривает Гунтера совершить предательство, пойти на подлость.

Кроме того, Хаген – герой, воплощающий в себе два начала – мифическое и феодальное, для мифического героя убийство – не преступление, а для вассала, живущего по законам феодального мира лучше служить и быть от начала до конца преданным самому великому из королей.

Даже убийство Зигфрида Хаген организовывает таким образом, чтобы одержать победу над вчерашним победителем – он имитирует повторное нападение датчан на бургундов. И не случайно Хаген оказывается ранен щитом умирающего Зигфрида: победа не должна достаться слишком легко! Он же оказывается единственным, кто не скорбит о гибели Зигфрида, объясняя это:

Сказал жестокий Хаген: «Скорбеть и впрямь не след –

Ведь мы теперь свободны от всех забот и бед.

Отныне не опасен нам ни один боец.

Предложение Хагена перевезти клад Нибелунгов в Вормс тоже происходит не из-за того, чтобы завладеть сокровищами, тем более что клад практически сразу погружают в воды Рейна: это стремление Хагена истребить память о Зигфриде.

Трагическую окраску образ Хагена приобретает во второй части «песни», когда Хаген – единственный, отчетливо понимающий цель приглашения вормских королей к Этцелю, поняв бесцельность уговоров отклонить приглашение, прекращает споры после упрека в трусости, но заставляет снарядиться бургундов, как на битву. Именно Хагену вещие жены открывают будущее:

Вернись, пока не поздно, иль ждет тебя конец.

Не с доброй целью к гуннам ты зазван, удалец.

Вы едете на гибель, а не на торжество.

Убьют вассалы Этцеля вас всех до одного».

«Не лгите, – молвил Хаген, – вам это ни к чему.

Не может быть, чтоб пали мы все лишь потому,

Что нам одна особа мечтает навредить».

Тут попытались сестры вновь пришельца убедить.

Одна из них сказала: «Назначено судьбою

Тебе лишиться жизни и всем друзьям с тобою.

Нам ведомо, что только дворцовый капеллан

Вернется в землю Гунтера из чужедальних стран». «Песня о Нибелунгах», http://lib.aldebaran.ru/, XXV авентюра.

Не сразу Хаген верит вещим женам, он пытается утопить плохо плавающего капеллана в водах Дуная, чтобы проверить и, возможно, изменить пророчество. Он не желает слепо подчиняться судьбе, пытаясь сломать её. Но капеллан достиг берега, и это заставило Хагена поверить в предсказание:

Стал выжимать он платье, благодаря Творца.

Увидел это Хаген и помрачнел с лица,

А про себя подумал: «Нам всем конец сужден.

Не ложь, а правду слышал я от этих вещих жен». «Песня о Нибелунгах», http://lib.aldebaran.ru/, XXV авентюра.

Но, поверив вещим женам, Хаген никому не рассказывает о своем знании, более того, он уничтожает лодку, на которой перевозил бургундов. В нем жива старинная вера в Судьбу, которую надлежит принять такой, какая она есть.

Хаген в «песне» наделяется не только универсальным знанием и прошлого, и будущего, но и выступает одновременно как творец грядущего.

Убийство сына Кримхильды, являющееся местью за погибших бургундов, тоже совершает Хаген. Зная судьбу, он стремится как можно дороже заплатить за смерть друзей, за свое знание, и за то, что вынужден молчать.

Тем не менее, автор «песни» не выносит Хагену приговора. Вероятно, это происходит потому, что Хаген всё-таки больше мифический персонаж, в нем очень много от старогерманского героя, он совершенно лишен какой бы то ни было куртуазности, он – уходящее героическое прошлое.

Именно поэтому в описании битв Хаген всегда на первом плане, война – его стихия, а в мирное время он, хотя и присутствует в «песне», но не столь выразителен и часто находится в тени. Наибольшее подтверждение архаичности Хагена проявляется в сцене, когда он предлагает бургундам «испить крови врага», что, по языческим понятиям, должно возвратить воинам силы.

Этот эпизод, связанный с карающимися в средние века ритуалами, предрекает скорую гибель Хагена.

Трагедия У. Шекспира, написанная в 1604 году представляет иной тип злодея: плебей и хам Яго, ненавидящий Отелло, которому вынужден служить, не в состоянии видеть его семейное счастье. Он хитер, коварен, завистлив, мелок. Он – не родня Отелло, в то время как Хаген приходится Гунтеру родственником.

Яго прекрасно знаком с психологией людей, умеет в каждом отыскать слабое место, умеет сыграть на этом своем умении. Яго – это не воплощение зла, как, впрочем, и Хаген.

Но Яго, в отличие о Хагена, совершает подлость, четко осознавая, что это – подлость, он отнюдь не предан Отелло, наоборот, люто ненавидит его, искусно скрывая эту ненависть, действуя ради своих собственных потех и выгод. Хаген же никогда не думает о себе, все его поступки – ради своего короля, а, значит, и государства.

Быть тем или другим зависит от нас. Каждый из нас – сад, а садовник в нем – воля. Расти ли в нас крапиве, салату, иссопу, тмину, чему-нибудь одному или многому, заглохнуть ли без ухода или пышно разрастись – всему этому мы сами господа. У.Шекспир. Отелло. http://www.world-art.ru/. Акт 1, сцена 3.

Яго, как и Хаген, не может простить превосходства кого-либо над собой. Но в Яго подобное превосходство вызывает личную ненависть, в то время как для Хагена идеальный герой Зигфрид олицетворяет угрозу государству Бургундов.

Яго мерит всех героев по себе, своей собственной, очень низкой, мерой:

Не может быть, чтобы Дездемона долго любила мавра…Не может быть, чтобы мавр долго любил ее….Когда она будет сыта им по горло, она опомнится. Ей потребуется другой. У.Шекспир. Отелло. http://www.world-art.ru/. Акт 1, сцена 3.

Яго, в отличие от Хагена, творит свое мелочное зло чужими руками, прекрасно понимая при этом, что он делает. Хаген уверен в своей правоте и поступает так, как должен поступить мифический герой. Яго знает, что плетет подлую интригу, но продолжает начатое потому, что высокие поступки его раздражают и вызывают единственное желание – сломать и уничтожить.

Яго у Шекспира так же, как и Хаген, не является «принципиальным злодеем», совершающим зло ради самого зла, он нормальный, умный, логично действующий человек. Но в отличие от Хагена, Яго – индивидуалист.

Яго так же, как и Хаген, является источником интриги, пружиной сюжета. Но в финале трагедии он, будучи разоблачен собственной женой не гибнет, а остается жив и ожидает суда.

Убийцей у Шекспира становится не злодей, а благородный мавр, в какой-то момент не сумевший приноровиться к новым условиям и дошедший до безрассудного педантизма. Именно поэтому «Отелло» является самой страшной трагедией У. Шекспира.

Интересно так же, что в театрах Англии издавна сложилась традиция, когда исполнители ролей Отелло и Яго менялись ролями: в XIX веке – Г. Ирвинг и Э. Бут (1881), в XX – Л. Оливье и Р. Ричардсон (1938).

Page 3

«Песнь о Нибелунгах» показывает, как миф, сказка, древнее предание, воплощавшие архаические тенденции сознания, оставаясь существенными аспектами мировидения человека ХIII века, переплетались с историческими представлениями, созданными христианством. Вместе они образовывали сложный и противоречивый сплав, сумевший приспособить древнюю эпическую традицию к новому миропониманию.

Добро и зло в мире всегда существуют рядом, оттеняя и проявляя друг друга.

Традиция сравнения добра и зла возникла очень давно, еще в пору наскальной живописи, поэтому неудивительно, что на протяжении всей истории человечества в разных странах появлялись художественные произведения, в свете изменявшегося мира перерабатывались и переписывались на новый лад старинные сказания и легенды, рассказывающие о вечной борьбе между добром и злом.

«Песнь о Нибелунгах», широко известная в средневековой Европе, и в настоящее время не утратила своей популярности. Сюжеты германских и скандинавских героических сказаний вдохновили немецкого композитора Р. Вагнера на создание цикла опер; к ним обращались Ф. Хеббель, Г. Ибсен; художник К.

 Васильев написал ряд картин по сюжету эпоса; в настоящее время сняты фильмы и даже выпущены компьютерные игры, погружающие игроков в мир европейских легенд.

Происходит это, видимо, потому, что даже в нынешний век высоких технологий человек остался в своей основе таким же, каким и был раньше, в человеческих чувствах по-прежнему нельзя провести четкую границу «черное-белое», поскольку жизнь состоит из полутонов и ничего абсолютного не существует в мире: ни добра, ни зла.

1. «Старшая Эдда», http://www.fictionbook.ru/

3. У. Шекспир. Отелло. Перевод Б. Пастернака, http://www.world-art.ru/

4. Большая Энциклопедия Кирилла и Мефодия, 2007.

5. Этапы и особенности литературного процесса, http://www.history.ru/

6. А. Хойслер. Германский героический эпос и сказание о Нибелунгах. М., 1960.

Источник: https://studbooks.net/772573/literatura/hagen_pesne_nibelungah